Жан-Жак Руссо родился в Женеве в 1712 г. в семье часовщика. Его мать умерла при родах, поэтому воспитанием ребенка занимались один из его дядей и кальвинистский священник: в результате познания мальчика оказались довольно беспорядочными. В шестнадцатилетнем возрасте ученик гравера Руссо покидает родную Женеву (1728) и долгие годы скитается по Швейцарии и Франции, не имея определенной профессии и добывая средства к существованию различными занятиями (камердинером в одной семье, музыкантом, домашним секретарем, переписчиком нот).
Предоставляем возможность самому Руссо рассказать о случае, благодаря которому он стал известен всей просвещенной Франции. В одном из писем к Мальзербу Руссо писал: "Я отправился повидать Дидро, заключенного тогда в замке. По дороге перелистал номер Mercure de France, находившийся в моем кармане, и наткнулся на вопрос, поставленный Дижонской академией: "Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов?" Этот вопрос и явился причиной моего первого сочинения - "Рассуждение о науках и искусствах". Если что-нибудь и походило на внезапное вдохновение, то это было чувство, охватившее меня при чтении объявления: вдруг я почувствовал, как ослепительный свет озарил мое сознание и множество новых мыслей нахлынуло на меня с такой силой и в таком беспорядке, что я испытал неизъяснимое волнение.
Все, что я мог удержать в памяти из этого множества великих истин, озаривших мое сознание в течение четверти часа под этим деревом, было разбросано по моим первым трем главным сочинениям, а именно в уже упомянутом первом трактате, затем в "Рассуждении о происхождении и основаниях неравенства между людьми" и в трактате "Эмиль, или О воспитании", эти три произведения образуют вместе единое целое и неотделимы друг от друга". Вспоминая этот период, Дидро писал, что Руссо "был, как бочонок с порохом, который бы не взорвался, если бы искра из Дижона его не воспламенила".
Человек в "естественном состоянии"
Француз по духовной формации, но женевец - по политическим и нравственным убеждениям, Руссо везде чувствовал себя чужаком и чувство оторванности от родины, глубоко, и сильно переживаемое им, вероятно, можно считать психологической основой раздумий, которые превратили его в радикального критика действительности. Он тоскует о такой модели общественных отношений, при которой истинная сущность человека в условиях цивилизации не была бы искажена наслоениями ложных умствований, условностей и предрассудков. Он выдвигает понятие естественного человека - целостного, доброго, биологически здорового, морально честного и справедливого. Человек от природы не был плохим, но он стал злым и несправедливым. Отсутствие равновесия с природой - не изначально, как считал и Паскаль, комментируя Библию, а вызвано социальными условиями. В истории зло случайно, "способность к совершенствованию, социальные добродетели, все остальные потенциальные возможности и способности, полученные естественным человеком, не могли развиваться сами по себе, но нуждались в стечении благоприятных случайных обстоятельств, которые могли и не появиться, а без них человек вечно оставался бы в своем первобытном состоянии". В "Рассуждении о неравенстве" Руссо пишет: "Именно эти случайные обстоятельства способствовали совершенствованию человеческого разума, но при этом ухудшили расу, сделав человека плохим из-за его тяги к общению и, наконец, привели человека и мир к тому состоянию, в каком мы их видим".
Когда мы говорим о естественном человеке Руссо, то речь идет не об особом историческом опыте, а, скорее, о теоретической категории, помогающей понять современного человека и его деформации. "Совсем не легкое дело - отличить исконные, основополагающие элементы в природе современного человека от искусственных и глубоко изучить состояние несуществующее, возможно, никогда не существовавшее и которое, вероятно, никогда существовать не будет, но о котором тем не менее необходимо иметь правильное представление для того, чтобы суметь хорошо оценить наше настоящее".
Природа становится заменителем божества, прототипом всякой доброты и благополучия, критерием высшей ценности. Совершенно очевидно, что подобное направление философии внушено мифом о "добром дикаре", распространившимся во французской литературе начиная с XVI в., когда вслед за великими географическими открытиями начинается идеализация примитивных народов и восхваление "дикой" жизни. Притягательность всего, что казалось чуждым европейской цивилизации, не чуждо и Руссо. С энтузиазмом он изучает документальные материалы, его анализ и выводы представляют большой интерес. В трактате "Рассуждение о науках" он утверждает: "Дикарям не позволяют поступать дурно не просвещение и не узда законов, а естественное отношение к страстям и незнание пороков". Они как бы по ту сторону добра и зла. Предоставленная свободному развитию, природа ведет к полной победе чувств, а не рассудка, инстинкта, а не размышления, самосохранения, а не угнетения. Человек - это не только разум, но и чувства и страсти. Таким образом, Руссо (и в этом он вполне согласуется с Вико) выворачивает наизнанку каноны толкования и объяснения человека и его языка.
В "Опыте о происхождении языков, а также о мелодии и музыкальном подражании" он пишет: "Надо полагать, что первые жесты были продиктованы потребностями, а первые звуки голоса исторгнуты страстями. Следуя по стезе фактов с этим разграничением, нам, быть может, придется рассуждать о происхождении языков совсем иначе, чем это делалось до сих пор. Дух восточных языков, самых древних из известных нам, совершенно опровергает рассудочный ход их становления. В этих языках нет ничего методично рассудочного: они живые и образные. Речь первых людей нам представляют как язык геометров, а мы видим, что то был язык поэтов.
Вначале было не рассуждение, а чувство. Утверждают, будто люди изобрели слова, стремясь выразить свои потребности, но мне это представляется неправдоподобным. Естественное действие первых потребностей состояло в отчуждении людей, а не в их сближении. Именно отчуждение способствовало быстрому и равномерному заселению земли, иначе род человеческий скучился бы в одном уголке мира. <...> Отсюда с очевидностью следует, что языки вовсе не порождены первыми потребностями человека. <...> Их источник - в душевных потребностях, в страстях. Страсти сближают людей, тогда как необходимость сохранения жизни вынуждает их избегать друг друга. Не голод и не жажда, а любовь, ненависть, сострадание и гнев исторгли из уст людей первые звуки. Молча преследует человек добычу, которой он хочет насытиться, но чтобы остановить нападающего, природа дала человеку звуки, крики, жалобы. Это самые древние из придуманных людьми слов, и вот почему первые языки были напевными и страстными, прежде чем стать рассудочными". Подчеркивая свежесть и выразительность примитивного языка, Руссо добавляет: "Все изложенное ведет к подтверждению этого принципа, по которому путем естественного развития все культурные языки изменили свой характер, потеряв силу образности, приобретя взамен большую ясность; и чем больше прилагается стараний для совершенствования грамматики и логичности языка, тем быстрее протекает это развитие. Для того чтобы сделать какой-нибудь язык холодным и монотонным, достаточно основать академию".
Идеализация "естественного" состояния человека, его "природы" в "Опыте о происхождении языков" сказывается в представлениях об изначальной поэтичности и музыкальности речи. Политический смысл музыкально-лингвистической концепции Руссо полностью раскрывается в двух последних главах "Опыта". Звучный музыкальный язык - это язык свободы граждан республики. Утрата свободы ведет к утрате музыкальности языка. "Шумный" язык (и "шумная" музыка) есть следствие падения античных республик и нашествия северных варваров, принесших феодализм. Говоря о "вырождении" музыки, Руссо по существу выступает против феодальных порядков.
Сравнивая человека, каким он был, с тем, каким стал, Руссо хотел подтолкнуть людей к спасительному изменению. В "Исповеди" он пишет: "Моя душа, возвышенная этими прекрасными размышлениями, осмеливалась встать рядом с Божеством; и, различая оттуда, с небес, мне подобных, продолжавших слепо идти по пути своих предрассудков, ошибок, несчастий и преступлений, кричала им слабым голосом, которого они не могли услышать: "Безрассудные, беспрестанно жалующиеся на природу, знайте, что все ваши беды приходят к вам от вас же самих"".