Общественное состояние людей.

Вследствие приблизительного равенства возможностей людей в условиях естественного состояния
все более сгущаются тучи над головой каждого индивида, опасности для жизни возрастают. Этот тезис очень характерен для антидемократических установок Гоббса, — получается, что чем больше «равенства», тем больше бедствий и горя. Люди находятся в состоянии общей неустойчивости, вместо собственности у них оказывается только «неопределенность» , и их «право» на обладание всем превращается в пустую видимость, потому что его невозможно реализовать. Людьми овладевает страх за свою жизнь , это побуждает их к размышлениям над средствами своего спасения, и они принимают решение перейти в «гражданское», т. е. общественное, состояние — заключают общественный договор.

Гоббсова теория общественного договора покоится на следующей каузальной схеме: законы природы развивают у людей инстинкты самосохранения и эгоистические потребности, их жестокие столкновения ведут к тому, что людьми овладевает страх, а эмоция страха заставляет, наконец, принять разумное решение. Выводит ли оно за пределы естественных законов? Нет, как увидим, законы природы, по мнению Гоббса, продолжают действовать и в общественном состоянии, однако в модифицированном виде.

Но прежде всего рассмотрим подробнее механизм перехода к общественному состоянию. Люди заключили общественный договор не ради каких-то высоких идеальных побуждений, но ради своей выгоды. В этом пункте Гоббс следует Эпикуру .
Людей склонили к общественной жизни многие горькие уроки прошлого и только в дальнейшем также и воспитание. Но появление этой склонности было определено характером «человеческой природы», а в конечном счете переход к социальности вытекает из законов природы вообще. Не какое-то чудесное повеление небес, а естественная необходимость вывела людей из тупика звериных отношений.
Концепция общественного договора была направлена против теологического истолкования общественной жизни и феодальных политических теорий легитимности правящих династий. Не удивительно, что русский перевод «Левиафана» был в 1868 г. сожжен, и Гоббса в России долгое время рассматривали как «двойника» Руссо, хотя последний насытил эту концепцию демократическими идеями, существенно отдалившими его от Гоббсовой доктрины.

Итак, боязнь друг друга заставила людей создать общество, а значит государство и правительственную власть, и подчиниться своему же установлению. «Пламя страстей никогда не просветляет разума» , но они смогли подтолкнуть его к поискам верного, мудрого решения. Естественная необходимость выразилась затем в принятии такого решения и в активном действии, завершившемся переходом к новому состоянию. Ответный «порыв (соnаtus)» людей на диктат внешних обстоятельств привел к тому, что человек стал социальным существом. «Порыв» выразился сначала в активном процессе создания языка и речи как знаковых систем, а речь сделала затем возможным заключение договора. Таким образом, как справедливо пишет в одной из своих статей об антропологии Гоббса Б. Суходольский, английский философ XVII в. подошел вплотную к выводу, что человек сформировал сам себя, своей собственной деятельностью.

именно знаковая деятельность породила в человеке человеческое, и, следовательно, обмен информацией, а не труд, превратил первобытного человека в человека социального, цивилизованного. Совместный труд людей возникает, согласно позиции Гоббса, лишь позднее, под эгидой государственной власти. Данная концепция страдала значительной односторонностью и даже идеалистической предвзятостью: получалось, что разумная акция (обдумывание, совещание, сознательное решение) предваряла социальные процессы, определяла их. Человеческая мысль создала государство.
Важно подчеркнуть, что в социологическом построении Гоббса нацело отсутствует понятие договора между народом и правительством. Власть передается первым последнему без всяких условий и без права денонсации договорного обязательства. Таким образом, народ не является сувереном. Вся полнота суверенных прав достается правительству и даже конкретнее — правителю. Именно он, согласно Гоббсу, есть и должен быть безраздельным и никому не подотчетным носителем государственной воли . Ему принадлежит как законодательная, так и всякая прочая (исполнительная, судебная, внешнеполитическая и т. д.) власть, ибо разделение власти, по мнению философа, неминуемо ведет к гражданской войне.

Власть правителя и «естественные законы».
Что такое «правитель»? Гоббс допускал в качестве верховной государственной власти и республиканское правительство, но при том непременном условии, что оно управляет четко, уверенно, без колебаний, как «единое лицо». И когда он признает, что «всем разновидностям  государства должна быть в равной мере приписана верховная власть» (1).
». Все же самой подходящей формой правления Гоббс считает монархию, поскольку на ее стороне мощь, авторитет и решительность, с которыми соотнесены покорность и исполнительность народных масс.
Хотя, как мы отметили, у Гоббса получается отождествление общества с государством (civitas) и с правительством (persona civilis), однако суверенные права приписываются им только третьему члену данного тройного равенства и полностью отчуждаются от первого его члена: правительство олицетворяет собою все общество , но суверенно только правительство, а не все общество в целом и не его основная часть — народ. Для обоснования «равенства», так сказать, только в направлении от общества к правительству, но не наоборот, от правительства к обществу, Гоббс трактует уже не общество, а именно государство как «искусственного человека» (см. 26,2, с. 27, 217), личность; и как у человека главным является его сознание, так и у государства все главное и определяющее сосредоточено в правительстве.

Приведенная аналогия влечет за собой частные биологические параллели: строение государства уподобляется устройству живого организма. Суверен — это его душа, чиновники — нервы и сухожилия, исполнительные и судебные органы — суставы, тайные агенты — глаза государства. Органические сравнения заходят так далеко, что философ называет награды и наказания нервными импульсами, исходящими от «головы» государства к его членам, а деньги — «общественной кровью», причем, согласно меркантилистской доктрине, следует заботиться о «полнокровии» государственного тела. И, наконец, еще один цикл сравнений: гражданский мир в государстве — это его здоровье, и оно, будучи полно сил, насаждает всюду свое потомство, то есть колонии , а мятеж, перерастающий в гражданскую войну, означает болезнь, за которой следуют бесовское безумие, распад и гибель. И вообще нормально функционирующее государство — это святое животное, земной «смертный бог», а государство, раздираемое противоречиями, — больное животное, охваченное озверением, своего рода «сатана». Таким образом, «бог» может превратиться в «сатану».
Человеческая цивилизация, по мнению Гоббса, основана на продолжении, но в то же время — на коренной метаморфозе состояния страха, заставившего людей обратиться к отношениям, порождающим цивилизацию. Если прежде люди опасались друг друга, трепеща за свою жизнь и собственность, то теперь они страшатся ими же над собой поставленного правителя: он устанавливает гражданский мир, но с помощью угрозы применить военную силу против тех, кто его нарушит. Как отмечал Маркс, принцип «безопасности» есть «гарантия» буржуазного эгоизма. Относительный мир между подданными обеспечивается буржуазным государством дорогой ценой. В результате этого на смену одним опасностям приходят другие — людям угрожают не равные им сограждане, а стоящий над всеми ними могучий суверен. Место анархии стихийных отношений занимает произвол управления. Над этой проблемой Гоббсу придется еще поломать себе голову.

С другой стороны, эта формула вполне четко и определенно доводит до крайнего предела момент отчуждения власти от народа, который (момент) уже с самого начала имелся в учении Гоббса о механизме образования социального состояния. Правитель осуществляет насилие над естественными стремлениями своих подданных к полной свободе, подчинение государству требует подавления их воли, природных «порывов» и стремлений и даже, как увидим ниже, побуждает их лгать и играть заранее назначенную для них сувереном роль. Итак, общественный договор есть подчинение стоящей над обществом политической силе.
из законов природы вечные и неизменные «законы естественного права», на которые затем опираются конкретные гражданские законы, кодифицированные законодательной деятельностью суверена. «Естественный и гражданский законы совпадают по содержанию и имеют одинаковый объем» .

В условиях общества «естественный закон», утвержденный решением разума о создании социальных связей, придает разумный статус эгоизму, который осознал теперь, что должен ограничить себя ради своих же глубоких интересов. Но если у Бэкона сила совпадала в тенденции со знанием, то у Гоббса сила тождественна конструирующей основе общественного порядка: ведь все-таки уже не разум сограждан, а воля правителя, мощь государства и угрожающая санкциями сила официального права широко реализуют «естественные законы», устраняя преграды, стоявшие на их пути. Это происходит потому, что данные законы выгодны государству. Они освящены не только авторитетом природы, но и государственной пользой. Больше того: мерилом законности права становится польза государства и ничего более.

Гоббс перечисляет около двадцати «естественных законов», из которых укажем шесть:
(1) диктуемое самосохранением стремление к миру;
(2) обязанность поступаться своими правами, коль скоро в интересах гражданского мира так делают и другие граждане ;
(3) обязанность выполнять заключенные соглашения, что означает, прежде всего, строжайшее уважение чужой собственности;
(4) обязанность (ради сохранения и укрепления мира в государстве) стремиться к отношениям взаимопомощи со всеми согражданами;
(7) императив считать всех людей в принципе равными себе;
(10) требование предоставить всем гражданам равные права.

1 Здесь имеется в виду перенесение своих прав на суверена и отказ от сопротивления воле последнего. Эти и дальнейшие «естественные законы» рассматриваются Гоббсом как производные от первого закона.
2 Уважение к частной собственности представляется Гоббсу совершенно незыблемым требованием. Он предвосхищает крайности Кантона ригоризма, настаивая на выполнении денежных обещаний, данных ранее разбойнику под угрозой смерти , и на соблюдении условий договора, если даже партнер нарушает их.